Все это Шубин охватил мгновенно — цепким взглядом моряка.
— Еще пять минут, больше не могу, — ни к кому не обращаясь, сказал командир. — Русские имеют привычку совершать разведывательные полеты по утрам.
Сказал — и будто накликал!
Не ушами — всем встрепенувшимся сердцем своим услышал Шубин ровный рокот, струившийся сверху. Над морем показался самолет.
Он развернулся, двинулся прямо на подводную лодку.
Заметил! Атакует!
Командир, пряча хронометр в карман кожаных брюк, шагнул к люку:
— Срочное погружение! Все вниз!
Матросы гурьбой кинулись за ним. На срочное погружение полагается сорок секунд!
«Вот оно, мое спасение!» — подумал Шубин.
Он сделал вид, что замешкался. Кто-то с силой оттолкнул его. Кто-то наступил ему на ногу. У люка образовалась давка. Люди беспорядочно сваливались вниз, камнем падали в спасительные недра лодки, съезжали по трапу на плечах друг друга. — Вниз! Вниз! — крикнули над ухом, как глухому.
Шубин оттолкнул доктора.
Уже сползая в люк, тот ухватил мнимого Пирволяйнена за штанину и потащил за собой. Но, падая навзничь, Шубин успел ударить его ногой по руке.
— Пирволяйнен!!
В отверстие мелькнуло искаженное гримасой рыжебородое лицо. Командир обеими руками вцепился в маховик кремальеры.
И это было последнее, что видел Шубин на борту «Летучего Голландца».
Тяжелый люк с лязгом захлопнулся. Повернулся маховик, намертво задраивая его изнутри. Все!
Шубин почувствовал, как настил уходит из-под ног. Маленькие волны пробежали по палубе, вода прикрыла ее. Она стремительно приближалась. Башня боевой рубки проваливалась вниз, вниз и…
Шубин с силой оттолкнулся ногами и выгреб. Он был уже в воде. Длинная тень опускалась под ним все ниже. Он еще раз судорожно ударил ногами. Им овладел страх, что его затянет вглубь.
Силуэт очень медленно растаял внизу.
И вот Шубин снова один — словно и не был никогда на борту «Летучего Голландца»…
Небо на горизонте медленно светлело. Стало быть, восток там!
Соответственно — север в той стороне, юг — в этой! Инстинкт самосохранения толкал Шубина на юг, подальше от вражеских шхер.
Только бы не всплыла подводная лодка!
Он торопливо стащил с себя обувь и комбинезон. Потом, почувствовав свободу движений, сделал несколько быстрых взмахов и перевернулся на спину.
Над ним кружил самолет. Он то спускался к самой воде, то стремглав взмывал.
Когда крылья на крутом вираже всей плоскостью поворачивались к свету, на них видны были красные звезды.
Описав несколько кругов, самолет исчез, но вскоре вернулся. Рокот теперь усилился и как бы раздвоился.
Шубин поискал второй самолет. Нет, шум моторов несся с моря. Ему представилось даже, что он узнает этот шум. Неужели «морские охотники»? Но этого не могло быть. Это было бы слишком хорошо!
Кажется, он плакал, когда товарищи бережно поднимали его на борт и Левка Ремез трясущимися руками подносил ко рту его фляжку.
Все объяснилось очень просто.
Летчик разведывательного самолета, спугнув подводную лодку, заметил человека, плававшего в воде. Естественно было предположить, что этот человек — с только что погрузившейся лодки. Летчик поспешил навести на него «морских охотников» Ремеза, который находился поблизости.
Так был спасен Шубин.
В Ленинград его доставили в тяжелом состоянии. Думали даже — не довезут. В пути стало его тошнить, лихорадить. Потом начался бред.
Ремез, с тревогой оглядываясь на друга, гнал во всю мочь.
Он сделал все, что было в его силах, даже больше того — «поборолся с невозможным»: упросил командира базы послать его в третий, последний, раз на поиски, уже вместе с разведывательным самолетом. И вот — нашел друга, спас! Неужели не довезет?
Но он довез. Теперь дело за медициной!
В госпитале, однако, с сомнением покачивали головами. Налицо воспаление легких и, вероятно, сотрясение мозга. Во всяком случае, нервы Шубина испытали непомерную нагрузку.
О пребывании на борту подводной лодки узнали от него в самых общих чертах. Диву давались, как мог он выдержать и не выдал себя ни словом, ни жестом, хотя был уже болен.
Сейчас наступила реакция.
Фантастические образы вереницей проплывали в мозгу. Они неслись стремительно, как облака над вспененным морем. «Ветер восемь баллов, а то и десять», — озабоченно прикидывал Шубин. Облака были зловещего цвета, багрово-коричневые или фиолетовые, и лучи солнца падали из них, как пучок стрел.
На море происходили странные вещи. Чайки перебранивались высокими голосами, гоняя футбольный мяч по волнам. Да нет, какой же это мяч! Это — голова Пирволяйнена с мелкими оскаленными клычками! Она превращалась в одутловатое лицо Гейнца. И вот уже Шубин сидит за столом в кают-компании и рыбьи хари пялятся на него со всех сторон.
«Для летчика вы неплохо разбираетесь в бурунах», — многозначительно улыбаясь, говорил Франц, и сидящие за столом поднимали над головами стаканы — то ли чтобы чокнуться с Шубиным, то ли чтобы ударить его.
Неслышно проходила мимо Виктория, и все исчезало. Оставалось лишь слабое дуновение ее духов.
Шубин забывался. Всегда появление стройной женской фигуры знаменовало в его кошмарах наступление короткого отдыха.
Однако Виктория проходила, не глядя на него. Он видел ее только в профиль. Милые пушистые брови были нахмурены, а палец она держала у губ, словно бы хотела предупредить, предостеречь.
Иначе, впрочем, и не могло быть. Они находились среди врагов и не должны были подавать виду, что знают друг друга.